Вавилонский голландец - Страница 128


К оглавлению

128

Тетушка Фру завела в лавке новый порядок. Теперь дверь не запирается вовсе, и каждый может зайти и взять себе книгу, даже если тетушки нет на месте. Книги ведут себя в точности так, как жители города: они всегда возвращались обратно, на длинные буковые полки.

Я сто раз пересчитывала цветные корешки томов, загибая пальцы, и с ужасом думала, что же будет, когда я прочту их все.

– Мама, откуда берутся книги?

Мама сажала меня на колени, тихонько качала и говорила:

– Из далекой-далекой страны приплывает большой-большой корабль. И это не просто так себе корабль, это плавучая библиотека, где много-много книг…

Я не знала, что такое библиотека, но любое место на земле, где много книг, казалось мне прекрасным.

– А если вдруг корабль не приплывет? Я боюсь, что он может не найти наш Фруйен.

– Не надо бояться, Сулья, – говорила мама. – Твой дедушка никогда ничего не боялся. А ты похожа на него, как гевронские черепицы друг на дружку.


Сирокко (итал. scirocco) – удушающий, обжигающий, пыльный южный ветер. Проходя над морем, становится влажным, сопровождается душной погодой с моросящими дождями. За ним приходит холодный фронт.


Когда осенний ветер уверенно взял одну из своих самых долгих и высоких нот, а каждый закоулок в городе пропах йодом и солью, мама написала письмо тетушке Тру.

В День благодарения у нас в гостиной собралась вся семья, даже бабушка Битэ нашла нашу калитку.

– Сулья, возьми большую коробку и сходи к мадам Астри за тортом, – сказал отец.

Брусчатка послушно стелилась под ноги, и я бежала с холма наперегонки с ветром. Миновав дом сапожника Стурле, я свернула к почте и оказалась… оказалась…

– Мамочки… – прошептала я и выпустила из рук коробку.

Передо мной открылся вид на бухту. Столько неба и моря я не видела даже во сне. У причала стоял огромный двухпалубный корабль с большой резной чайкой на носу. По трапу на берег один за другим сносили увесистые сундуки.

– Смотрите-ка, – крикнул кто-то сверху, как будто с самого неба, – не иначе как у нас гости! Ёвин, это не к тебе ли?

Я не успела рассмотреть говорившего, я даже не успела ничего подумать, ноги сами понесли меня обратно в город. Сердце под ребрами билось сумасшедшей птицей, и впереди меня летел мой голос, перекрикивая ветер:

– Корабль! Корабль!..

Отец подхватил меня у самой калитки:

– Тише, тише, девочка, мы уже знаем.

И все в доме вдруг засуетились, забегали, стали собирать вещи, мама улыбалась и утирала слезы, отец говорил какие-то напутствия, тетушки по очереди трепали меня по щеке и целовали в макушку. Никто никому ничего не объяснял, словно все было продумано заранее.

На ступеньках я остановилась, обернулась. В какой-то момент у меня закружилась голова, и ком подступил к горлу от волнения:

– А если я не найду дорогу к морю?

– Теперь ты всегда найдешь дорогу, – сказала бабушка Битэ. Она обняла меня и добавила шепотом: – Пригляди там за Ёвином, он за своим чтением вечно забывает пообедать…


Этезии (от греч. etesios) – умеренные северо-западные ветра, известные еще древним мореходам. Дуют до сорока дней подряд в период с середины мая до середины октября при ясном небе, когда наблюдается вечерний восход звезды Сириус в созвездии Псов.

Кэти Тренд
Прекрасная дама капитана Дарема

Из ледового плена мы выбрались с потерями.

Нет, никто не перешел из дневной команды в ночную, но вельбота мы лишились. Да еще четверо матросов искупались в ледяной воде и жестоко простудились, когда эта хвостатая белая тварь вышвырнула несчастную лодку на лед. «Писатели, дюжина дюжин чертей, – бормотал себе под нос капитан, стараясь успеть вывести „Морскую птицу“ на чистую воду за краткую весеннюю ночь полярного моря. – Фантазеры. Все, что написано после восемнадцатого века, читать невозможно! Мастер слова, черт его дери».

Капитан не рассчитывал на слушателей, но я совершенно случайно задержался в штурманской рубке и понял, что имеет он в виду, очевидно, Германа Мелвилла. Я ушел спать и не видел, как капитан пробивал форштевнем узкую перемычку льда на выходе из пролива. А то ведь капитан мог так дойти в своих проклятиях и до моего любимца Фарли Моуэта, а это мне удовольствия не доставило бы.


Утро застало нас пришвартованными у шаткого деревянного причала в совершенно незнакомом мне городке.

– Это Иглулик, – просветила меня Сандра, прохаживавшаяся по причалу. – Иди-ка сюда, посмотри, что ночные натворили. Только ты лучше сядь. Или знаешь что – лучше сразу ложись.

Когда я увидел скулы «Морской птицы», я пожалел, что не лег, потому что ноги подкосились. Форштевень был стерт наполовину, медная обшивка свисала клочьями, из-под нее выбивалась растрепанная деревянная борода.

– Боже, – пробормотал я, – и что с этим делать?

– Расслабимся, – предположила Сандра. – Капитан что-нибудь придумает. Вот с вельботом хуже, нам будет его не хватать. И черт нас дернул везти этим ребятам книжки. Они, в конце концов, там не просто так сидят, они там двести лет уже во льдах затерты, мы могли бы и сообразить, что, где пропал один корабль, и другой влипнет за милую душу. Их же там великие люди искали, не чета нам… Ладно, идем завтракать, потом капитан зовет всех к себе на что-то вроде совещания.

– Леди и джентльмены, – сказал капитан, когда в его темной каюте собрались мы трое, боцман, старший механик и новый человек на борту – казначей. – С вельботом надо что-то делать. Обшивку мы отремонтируем здесь. С тех пор как тут перезимовали «Фьюри» и «Гекла», здесь хорошая ремонтная верфь. Сандра, с верфью договариваться вам. Кроме того, нужно выправить винт, на той же верфи это сделают. Александр, это в вашей обязанности.

128