Вавилонский голландец - Страница 137

137

Капитана звали Форвард Бек. Магдала прыснула и покраснела бы, не пылай она и без того румянцем уже добрых десять минут. Мистер Бек был внушителен, седовлас, один его ярко-голубой глаз смотрел вкось.

Старший помощник и второй помощник были близнецы или просто очень похожие родственники. Они сдержанно улыбались, и Магдала запомнила только их имена: Атилла и Миклош, а ужасную свистяще-шипящую фамилию просто не разобрала. У Атиллы на лацкане кителя светился алой капелькой какой-то значок.

Магдала познакомилась со старшим механиком и двумя его помощниками: Борис, Морис и Григор (ой, только бы не забыть), с боцманом синьором Микаллефом: «Откуда ты, красавица? Ах, из Гарба, какая молодчина!» – и одним из матросов, чернокожим парнем Данилой. «Йо!» – сказал Данила, оскалился кокосовой сладкой ухмылкой и от души тряхнул руку Магдалы. Остался только высокий, худой и очень смуглый джентльмен, который, прежде чем поздороваться, сурово спросил Розу: «Руки?»

– Мыли, доктор, – ответила Роза ласково. – Магдала, это доктор Омар, судовой врач.

– В жарком климате, – начал было доктор, но тут дверь в другом конце кают-компании распахнулась, и вошел еще один член экипажа. Он тащил огромный поднос с хлебом и вазу с яблоками, бухнул все это на стол и сказал:

– В жарком климате, синьор Омар, все ужасно хотят кушать в седьмом часу вечера. Приятного аппетита!

Команда «Морской птицы» засмеялась на десять голосов, и даже доктор Омар улыбнулся.

– Это наш повар. Он доброволец, – сказала Роза. – Его зовут Себастьян.

– А это наша Роза, несравненная мистрис О’Ши, библиотекарь, радист и при случае вице-помощник всех. – Себастьян, совсем молодой парень, молниеносно поснимал крышки с супниц и салатниц, звякнул перед Магдалой ложкой и вилкой, метнул белую молнию тарелки, обдал ее горящие щеки дуновением салфетки и завершил свой аккорд тонким звоном бокала на синей переливчатой ножке. – Всех. Даже синьора Бориса. Всех, кроме Себастьяна Перейры. На камбузе он работает один!

И с довольным видом юный независимый повар-доброволец плюхнулся на стул слева от Магдалы, состроив ей на ходу страшную гримасу. Видимо, при необходимости от него могла бы работать небольшая электростанция.

Капитан разлил апельсиновое вино. Все было точь-в-точь, как на дне рождения или на празднике.

– Ну, – сказал он, – грузно воздвигаясь во главе стола, – за нашу новую читательницу! За добрую встречу и славное путешествие!

Про путешествие Магдала не очень поняла. Она ела, запивала знакомую еду знакомым шипучим апельсиновым вином, и было ей хорошо. К тому же под столом еще стояло варенье.

– У меня там варенье, – сказала она повару. – Ты вафли-то напек?

– Ммрмрг, – отозвался повар, грызя кроличью косточку, мол, конечно, напек. Или наоборот: «Ты что, какие вафли?»

Вафель он и в самом деле не приготовил, зато были сдобные булочки. Варенье пошло на ура.

– Это я варила, – сказала счастливая Магдала, и все вокруг радовались ее умению, а матрос Данила даже пальцы облизал.

* * *

– А где я буду спать? В библиотеке? – спросила Магдала, отчаянно зевая.

– Спать будешь в пассажирской каюте. Идем.

– Ага.

Спотыкаясь на высоких порожках-комингсах, Магдала поплелась следом за Розой. Почему-то в руке у библиотекаря была свеча. А может быть, это Магдале уже снилось. И уж наверняка во сне увидела она большую, совершенно корабельную и никак на этом корабле почему-то невозможную дубовую двустворчатую дверь. Роза что-то сказала, двери распахнулись, и при свечах (да почему же свечи, тут же везде э-лек-три-че-ство) Магдале открылась огромная комната, и неведомый аромат, как в церкви, обволок облаком, и в этом облаке смутно колыхались паруса бумажных кораблей, мерцали карты и вспыхивала начищенная медь колоколов и обручей…

Эту сверкающую медь Магдала первым делом вспомнила, проснувшись в светлой комнате, где по потолку бежали золотые следы от волны, где слева, кроме сердца, еще ровно тукал и бился в переборку отзвук дизельных моторов. Пахло свежим бельем и морской водой. И кофе.

Сонным умом она понимала, что это корабль, на который она вчера поднялась (чудо! чудо!), и что корабль, скорее всего, плывет, но все-таки зрелище бегучей морской волны за иллюминатором подкосило ее.

Магдала уселась на кровать (только что сама застелила, как матушка учила) и расплакалась.

Она хлюпала носом, рыдала и страшилась своей судьбы до тех пор, пока не пришла Роза.

– Завтрак готов, – сказала она не слишком ласково и не слишком грубо, а так, словно все это было самое обычное дело. Она не спрашивала, о чем плачет юная островитянка, видно было, что понимает и так.

Стол для завтрака на «Морской птице» не накрывали – каждый сам себе накладывал в тарелку, что было на буфете, наливал чаю, кофе, горячего молока или соку. У Магдалы от переживаний кусок в горло не лез, и потому она печально прихлебывала чай. Роза налила себе крепкого кофе и намазала огромный бутерброд с маслом и яблочным джемом.

– Матушка-то…

– Умгу?

– Ведь это получится, что я уехала и пропала… а еще тетя Элспет ей…

– Ты? Пропала? С какой стати? Во-первых, у тебя есть телефон. Во-вторых, ты на приличном корабле, у которого, между прочим, статус международного обучающего проекта. В-третьих, у капитана Бека есть радиотелеграф, можешь послать домой телеграмму – мол, жива-здорова, это если телефон тебя не устраивает. В конце концов, в порту можешь купить карточку, можешь сходить на почту и позвонить – да мало ли способов подать весточку!

Роза тряхнула светлыми волосами – получилось так, будто она кивком указала Магдале на море, а там, за приоткрытыми наполовину иллюминаторами, пролетала толстая белая красноклювая чайка. Голуби бывают почтовые, а чайки? Да и что делать морской птице в их деревне, хоть и на острове? Но Магдала уже отвлеклась от грусти:

137