Вавилонский голландец - Страница 194

194

Анна опять затихла. Александр закурил, приоткрыл окно.

– Ну и какие твои проблемы ты пыталась решить посредством меня? – он хотел, чтобы в голосе прозвучал легкий цинизм, но не был уверен, что преуспел. Обида все-таки прорвалась.

– А вот и хорошо, что мы целых полтора часа будем ехать! И придется тебе меня выслушать, поскольку отвлекаться тут не на что. И не на кого! – Анна опять улыбалась. – Ты же никогда меня не слушал, а то бы давно все понял. Я тебе говорила, но не знаю, ты слушал меня или нет. Я очень любила одного человека. Вернее, мы друг друга любили.

– Все мы любили… – Александр чувствовал, что обида его отпускает. Но осталось смутное, немного страшное ощущение, как будто он заплутал в непонятном лесу. А Анна, русалка древесная, водит его кругами. А тут еще этот бесконечный лес по обе стороны дороги. – Мы все любили, так что ж теперь, всю жизнь мучаться?

– Да, я знаю. Твоя жена и еще та, другая женщина. Тогда ты должен понять, как это бывает. Пусто и никчемно. Особенно по утрам, когда сон уже отступил, а дневные заботы еще не закрутили и мы беззащитны перед болью. И больше всего на свете хочется ее прогнать, не чувствовать, так?

– Да, так, – Александр вдруг вспомнил свои утра после того, как ушла жена. Тоску, боль, необратимость.

– Так вот, я поняла: не так! С этим просто надо жить. И я поняла это благодаря тебе, понимаешь? Тебе! – Анна, наверное, пустилась бы в пляс, не сиди она в машине. – Понимаешь, все по-разному выходят из этой ситуации. Самое простое и очевидное – это запорошить боль, как снегом. Как, я не знаю, в листья закопать опавшие, во всякие встречи, в притворство, в игры…

– Ну спасибо, приласкала.

– Ой да ну тебя, при чем тут ты? Это у всех так, и у меня. Это просто и доступно. И главное, действенно. Боль пройдет, притупится, запорошенная. Ну, будет снова вылезать иной раз, а мы ее – новой интрижкой прибьем!

– А можно и по-другому? – Александр втянулся в разговор, сам даже не заметив как.

– Да, можно с ней просто жить. И заниматься делом. Каждый день, каждую минуту. И тогда, я уверена, придет что-то… настоящее, что ли.

– Или не придет.

– Ну да, гарантий никто не дает. Но дело – останется.

– Ага, то есть надо возлюбить свою боль? Да ты у нас мазохисточка.

– Нельзя полюбить то, что больно. Это глупости все. Но можно переплавить боль и печаль… Ты давно не писал. А я помню твои ранние рассказы. Почему ты не пишешь больше? Они были искренние.

Александр пожал плечами. Он действительно давно не писал. Не писалось, вот и не писал. Слова получались невзаправдашние, необязательные. Игрушечные.

– Да потому что тут, – Анна приложила руку к груди, – у тебя нет ничего. Давно уже нет. А было… Ой, смотри! Ферма! Давай купим мне корзину яблок! Ну пожалуйста, ну пожалуйста!

Александр притормозил, и Анна побежала выбирать яблоки. Она бродила между корзин, гладя красные, с туманцем, бока. Наконец, сделав свой выбор, потащила объемистый пакет к багажнику.

– Вот, красненьких купила, – она была абсолютно и неподдельно счастлива. – Откуда мне знать, может, у них на корабле нет яблок? А я без яблок страдаю и могу умереть!

* * *

– Ну и вообще, – продолжила она давно оборванную мысль, когда они вырулили обратно на дорогу, – ты не должен на меня сердиться. Я была послушной ученицей и честно играла в твою игру. Давай договоримся, что я была старательна, но тупа, поэтому сошла со сцены раньше времени… Ага? – И она с наслаждением вонзила зубы в яблоко.

– Знаешь, обидно как-то. Получается, ты думаешь, что я слаб и окружаю себя всякой мишурой, потому что своих сил нет?

– Опять обиды какие-то… Да пойми ты, вся эта тема лежит совсем в другой плоскости. При чем тут обиды-необиды, сила-слабость? Просто все люди разные. Тебе легче так. А я вот попробовала, и у меня, извини, не получилось. Я бы, может, и рада. Я правда старалась, чтобы тебе было хорошо со мной. И старалась убедить себя, что мне хорошо. Но это – фальшивый остров. Помнишь, который мы придумали над водопадами?

– А на корабле тебя ждет настоящий остров?

– Я пока не знаю, – Анна задумалась, стала серьезной. – Я действительно не знаю. Но там есть дело, глупое утопическое дело, моя мечта. Оно-то уж точно не обманет, ведь правда же?

Лес неожиданно расступился, справа открылась Река. В этом течении ее даже нельзя было назвать Рекой, такой широченной и выпуклой она казалась. Они подъезжали почти к самой дельте. Септ-Айл виднелся вдали рощицей подъемных кранов и мачт. Действительно, большой порт. Анна неожиданно захлопала в ладоши, повернула к Александру сияющее лицо:

– Как ты думаешь, я узнаю его? Я сразу угадаю, что это он? Он должен быть большим, огромным! Ведь он везет книги! Много книг!

Раздался звонок мобильника Александра. Снова Наташа, он не стал отвечать. Они легко нашли дорогу к причалам. Собственно, никакой другой дороги там и не было. Весь Септ-Айл, по существу, был просто порт: бесконечные пакгаузы, рельсы узкоколейки. И запах моря.

Да, здесь пахло уже не рекой, а морем. Александр почувствовал нетерпение, которое всегда охватывало его вблизи причалов или вокзалов. Уехать, далеко, может быть, даже навсегда. Начать все сначала.

– Единственное, что дает нам Бог, это силы снова и снова начинать все сначала, – ответила Анна его мыслям и вдруг вскрикнула: – Да вот же он! Смотри!

Корабль был велик, неуклюж и прекрасен в своей неуклюжести. Он смирно стоял у причала и поджидал Анну. Она торопилась вытащить из багажника свою большую сумку, цеплялась какими-то ремнями, уронила с плеча рюкзак. Одно из яблок выкатилось из пакета и забилось вглубь багажника. Александр сунулся было поймать беглеца, но Анна только нетерпеливо махнула рукой – пусть останется тебе. Она уже не могла пережить ни одного лишнего мгновения разлуки со своим кораблем. Александр подумал, что ее уже нет рядом, она уже вся там, на корабле.

194