Вавилонский голландец - Страница 70

К оглавлению

70
* * *
...

Дорогой Иероним!

Я довольно неаккуратно веду нашу переписку, но, полагаю, ты меня простишь. У нас новости, и, наверное, хорошие. О, мне бы хотелось, чтоб они были хорошими. Кажется, когда я думал, что эти каникулы на корабле будут самым большим приключением в нашей жизни, я даже не знал, насколько окажусь прав. Иероним, я даже не знаю, что теперь и думать. Через месяц кончается отпуск Инги, и она возвращается домой, хотя капитан не теряет надежды уговорить ее остаться. Ты же понимаешь, если она останется на корабле, я, наверное, тоже буду с ней. Если же нет, то университет есть и в Т., и там такой же мехмат, как и у нас. Надеюсь, ты примешь мое решение.

Кэти Тренд
Несостоявшийся вулкан

Курс нашего корабля был – ноль.

Нас это забавляло чрезвычайно. Несколько суток подряд вахтенные начальники выглядывали из штурманской рубки и переспрашивали: «На румбе?» – и рулевой гордо отвечал: «Ноль!» Мы шли строго на магнитный север.

С тех пор как мы перевалили через полярный круг, ночи фактически не было. Так, мягкие вечера, освещенные красноватым солнцем, катящимся по кругу. Капитан вообще не выходил на мостик, и мы временно разбили корабельное время на человеческие вахты. Дневная и ночная команды совершенно перемешались, и некоторая прозрачность ночных матросов совершенно не мешала им управляться со снастями и днем. Но когда однажды за какой-то надобностью заглянул я в капитанскую каюту, обнаружилось, что и там у капитана завелся компьютер, экран радара, джипиэс.

– Видите? – развел руками Дарем. – Я уже привык к вашему веку.


На севере нам было спокойно и свободно, словно полярный день освобождал нашу команду от обычных условностей. В моей вахте теперь было не шесть матросов, а двенадцать: половина – ночных. Вскоре я обнаружил, что и дневная моя шестерка увлеченно заплетает какие-то шкертики в удивительные морские сувениры. Немудрено: матросы прошлых времен сызмальства учились ручным ремеслам, за время владычества железных кораблей многое забылось, и сейчас ребята пользовались случаем и учились у старших товарищей. Почти у каждого на рукоятке свайки красовался уже многорядный узел «турецкая голова», парусиновые мешки с вещами обросли брелоками, такелажными излишествами и плетеными украшениями. Погода развлечениям способствовала: дул ровный хороший зюйд-ост, и мы шли одним галсом, практически не прикасаясь к парусам. Так что те из стариков, на кого не успели еще насесть дети моего века с просьбой показать, как вяжется или плетется то или это, задумчиво вязали безразмерные шарфы из шерсти, вывезенной нами с острова Джерси.

Путь наш лежал к острову Ян-Майен – уж не знаю, кому мы там понадобились, там и народу-то всего человек двадцать пять. Но поскольку там есть настоящий действующий вулкан Бееренберг, я не стал интересоваться, что мы там забыли. Я, если можно так сказать, вулканозависим. Скалы моей родины – мягкие, осадочные; холмы сверху округлые, и выступающие зубцы серого камня только кажутся прочными и острыми, на самом деле этот сланец ломается руками. Я много читал о вулканах, видел их в кино, и теперь меня воодушевляла предстоящая на севере всамделишная огненная гора.


В туман мы вошли на вахте Джонсона. Я курил на баке, вместе с впередсмотрящим мучительно вглядываясь в белое молоко. Еще худо-бедно было видно клюв нашей носовой фигуры; кончик утлегаря уже не различался. Ну, тут я ничего не мог поделать: власть моей фантазии кончалась там, где Сандре хотелось поставить два стакселя и летучий кливер, моя бы воля – бушприт был бы куда короче.

– Это ты так надымил? – услышал я с трапа странно гулкий голос Сандры.

– Ты разбогатеешь, – сообщил я ей в ответ.

– Да ну? Скоро? Оно бы мне не помешало, в Лондоне продается полный Патрик О’Брайен в твердых обложках, я бы прикупила… – Сандра присела как раз на таком расстоянии, чтобы можно было уже рассмотреть ее заспанные глаза, и принялась любовно прочищать и набивать свою маленькую трубочку. – Так ты, значит, думал обо мне? Приятно, черт побери! На румбе ноль, вокруг тоже ничего не видно, так хоть кто-то обо мне думает…

Я не слишком много внимания уделил ее болтовне. В окружающем молоке краем глаза чудилось мне какое-то шевеление, мелькание, и я старательно пытался поймать его прямым взглядом – тщетно. На самом деле, видимо, ничего там не мелькало. Просто глаз, привыкший к шевелению волн, томился бездействием. Никого из ночных я теперь на палубе не различал – растворились, что ли, в тумане.

– Йоз! – вывела меня из раздумий Сандра. – Скажи мне, как мифовед и романтик, зачем мы идем на Ян-Майен.

– Вулкан смотреть, – предположил я.

– Ну, это только ты можешь забраться в самую ультима-туле, чтобы смотреть там вулкан. Должна же быть более внятная причина. Забытая рукопись древности или бедные метеорологи, умирающие от недостатка чтения… А?

– То есть ты ведешь корабль на север – и не знаешь зачем?!

– Это только кажется, что я веду, – усмехнулась Сандра, – ведет, конечно, кэп. Подумаешь, на палубу не выходит. Мы его глаза и руки, а голова-то он. Вот я и пытаюсь понять, что там, в этой голове. И, сколько ни думаю, – нет ответа!

– А спросить?

– Ну… спросить. Во-первых, задавать глупые вопросы капитану – это нарушение субординации. Он, конечно, простит, но мне будет неудобно. Во-вторых, он может и не ответить. И посмотрит так, что захочется вымыть палубу собственной шляпой. Знаешь, есть в нем что-то от учителя истории. Был у меня такой в школе. Мы боялись его как огня, а ведь он ни разу и голоса не повысил. Черт, трубка не курится совсем в этой сырости. Дай-ка мне свою чудесную зажигалку, мне, похоже, без нее не справиться.

70