В районе Бермудского треугольника нас догнали все бутылки, которые по каким-то причинам не сделали этого раньше. На ужин в кают-компании опоздали почти все матросы: пришлось организовать настоящую охоту, чтобы ни одно из писем не потерялось. Сандра оправдала нарушение режима атакой бутылок, и капитан немедленно потребовал нанять в Нью-Йорке почтмейстера, а если нет еще на примете подходящего человека, то разыскать его как можно быстрее.
Интернет-сообщество мы завели совсем недавно, и оно уже успело стать привычным. Как только появляется связь, Сандра усаживается на широкой скамье юта с ноутбуком и телефоном и набивает планы корабля на ближайший месяц, отвечает на письма, принимает заявки. Заявок довольно много, к нам часто просятся то помощником библиотекаря, то офис-менеджером, и нужно только выбрать.
Стоянка в Нью-Йорке в этом году была совсем недолгой. В этом мегаполисе хватает библиотек и книжных магазинов, так что наем нового сотрудника оказался чуть ли не единственной нашей задачей. Мы уже выяснили, что основного кандидата зовут Робин Игл, он ходит матросом на двухмачтовой яхте и знает как минимум четыре языка. Сандра, сюрреалистично выглядевшая в своем камзоле с серебристым компьютером на коленях, лихорадочно шелестела кнопками, и когда мы уже подключали к водяной трубе наши танки, к борту подошла высокая девушка с короткой стрижкой и трагическим выражением лица.
– Я Робин Игл, – представилась она, – собираюсь устроиться к вам на работу.
Сандра, кажется, ничуть не удивилась; возможно, я был единственным дураком на корабле, который ожидал увидеть мужчину. Между ними завязался оживленный разговор, Сандра пригласила претендентку на борт и увела на длинную экскурсию по всему кораблю. Был ясный и яркий день, а разговоры с капитаном происходили, как правило, вечером, и гостью надо было чем-то занять.
Но ближе к вечеру капитан объявил отход, поэтому формальный наем сотрудницы так и не состоялся. Сандра определила девушке каюту, объяснила будущие обязанности, приписала ее к своей вахте. И махнула рукой на формальности: в конце концов, больше никто из претендентов так на борт явиться и не успел, можно усмотреть в появлении Робин руку судьбы, вообще принимающей много участия в наших делах, и больше не беспокоиться.
Работа ей немедленно нашлась: первую бутылку мы встретили в миле от берега. И понеслось. За несколько первых вахт Робин выучила всю дневную часть команды в лицо, да и вообще оказалась молодцом – и вися за бортом на шторм-трапе, и доставляя улов адресатам. Я получил письмо из дома: родители пространно рассказывали, до какой степени все у них в порядке, и даже сестра нарисовала мне благополучнейшую из картинок: домик с садом на фоне слоистых гор и себя на качелях. И ни одной кошки. На языке сестры кошки означают беспокойство, в самые тяжелые времена она изрисовывала километры бумаги совершенно одинаковыми встревоженными кошками. Видимо, тяжелые времена прошли.
Корабль втягивался в спокойную океанскую жизнь. Морские переходы куда лучше стоянок. Пока мы не дошли до Бермуд, писем ночной части команды не приходило, а с дневной почтой новая сотрудница справлялась блестяще. Но по каким-то причинам уже целую неделю капитан не мог выкроить полчаса, чтобы принять ее на работу как положено.
Как-то на моей вахте, как раз когда Сандра поднялась ко мне на мостик поболтать, на верхнюю палубу вышла и Робин. Рассеянно и печально достала из кармана сигарету без фильтра, закурила.
– Робин, – укоризненно привлекла ее внимание Сандра, – я же тебе говорила, курить у нас можно только на баке.
– Странный запрет, – меланхолично пожала плечами девушка, – пароход ведь железный.
Я изумленно уставился на нее, она – на Сандру. Сандра слегка побледнела и подняла бровь. Робин пожала плечами и выкинула сигарету за борт. Весьма деревянный, на мой взгляд, борт.
Молчание начало становиться тягостным, но тут и Робин это заметила, тяжело вздохнула, извинилась и отправилась на бак, доставая по дороге следующую сигарету.
– Сандра, – спросил я осторожно, – а ты уверена, что…
Сандра стремительно покраснела.
– Что она готова? Знаешь, по ее повести мне показалось, что да. Ну, это так было написано, словно она все это сама пережила. Мне было как-то неловко спрашивать в лоб.
– Сандра, – медленно сказал я, – боюсь, у нас будут неприятности.
– Да ну, не может быть, – отрезала Сандра. – Скорее всего, девочка просто любит железные пароходы. Избирательность восприятия. Не могла я так ошибиться.
Но неприятности последовали уже на вахте Джонсона, последней перед вахтой капитана. Пришла первая бутылка для ночной команды.
Сандру мучила то ли бессонница, то ли дурные предчувствия. Я утащил на бак книгу Эшли, но так ее и не раскрыл. Догадался наконец спросить, что за повесть у Робин. Сандра вкратце пересказала мне фабулу, щедро сдабривая ее восхищенными эпитетами, но мне показалось, что восхищение ее вызвано скорее личностным резонансом, чем литературными достоинствами текста. Впрочем, как знать, я его не читал.
Я еще только начал формулировать ответ, как на бак поднялась озабоченная Робин с бутылкой в руке и спросила, кто такой Грэхем Фогерти. И не промахнулась ли бутылка мимо корабля.
– Это из ночной вахты, рыжий такой парень, – объяснила Сандра. – Подожди полчасика, скоро смена вахт, тогда ему и отдашь.
Робин присела рядом с нами, а нам пришлось сменить тему. Сандра внезапно заинтересовалась книгой Эшли, нащупала на корешке маленькую закладочку, которой отметила особенно залихватский декоративный узел, и принялась допрашивать меня, понял ли я пояснения к картинке, – с такой настойчивостью, словно ей это и впрямь было интересно. Я достал из кармана кусок шкимушгара и попытался воспроизвести узел, вполне безуспешно. Робин некоторое время следила за моими, а затем Сандриными манипуляциями, пожала плечами и мрачно заметила: