Вавилонский голландец - Страница 226

226

– Вряд ли в современном флоте хоть что-то из этого может пригодиться. Скажите, Сандра, вот ваш костюм – вы занимаетесь реконструкторством?

– Нет, – холодно ответила Сандра, – это костюм времен расцвета парусного флота, а я как раз и служу на паруснике. Костюм придумали не дураки. Удобно, попробуйте.

– На паруснике? – Робин подняла глаза вверх и словно впервые заметила полотнище фока у себя над головой. – Как-то это все несерьезно… – пробормотала она себе под нос.

– Несерьезно? – Сандра расслышала и явно не собиралась эту реплику упустить. Кажется, в отличие от меня с моими узлами, Робин затронула интересную тему.

– Нет, это я так.

– Нет уж, мне интересно!

– Н-ну… Парусники, камзолы, романтика… Я читала, вы просто плавучая библиотека. А у меня складывается ощущение, что вы тут в пиратов играете. Я хочу сказать – ну, когда переживешь что-то серьезное, все это начинает казаться детскими играми. Треуголка эта ваша… Я-то уже взрослая.

– А, – покивала Сандра, – конечно. Кстати, вот капитан идет. Сейчас склянки пробьют.

На палубе появился капитан, как всегда, блестящий и подтянутый, и судя по ритмичному и азартному бою рынды, склянки отбивал вездесущий Том Лири. Наступила полночь.

– Где? – спросила Робин.

Сандра помрачнела. Робин во все глаза смотрела на верхнюю палубу, Сандра – на Робин.

– Кому Джонсон сдает вахту? – наконец спросила Робин обморочным голосом.

– Робин, – мягко спросила Сандра, – скажи, пожалуйста, твоя повесть о погибшем ребенке – это фантазия или ты писала с натуры?

– При чем тут это? – взвилась Робин, словно ее задели за живое. – Я же не об этом спрашивала!

– Нет, отчего же? – в Сандре словно проснулся спящий до тех пор психотерапевт. Никогда ранее не слышал я в ее голосе такой бездны терпения. – Мы как раз подходим к теме, кому сдает вахту Джонсон.

– Как это может быть связано? – истерическим шепотом воскликнула Робин. – Моя история и весь этот бред, который происходит на корабле?

– Самым прямым образом. Скажи, когда ты написала мне о трагических событиях, которые пережила, и прислала ссылку на текст – что ты имела в виду?

– Да меня просто уничтожили! – прорвало Робин. – Я три года писала роман – буквально кровью сердца… – На этом месте я поморщился. – Отнесла его в издательство к Мартину, а он… Он такое мне написал… такую грёбаную рецензию… конечно, после этого все между нами было кончено. А роман – он для меня был как ребенок! Как лучшее детище! Тогда я и написала эту повесть. А если бы не написала, точно бы умерла от горя… Мы были такой красивой парой: Робин и Мартин. А он меня просто растоптал. Вам этого не понять! Судя по тому, как вы тут играете, ничего серьезного с вами в жизни не случалось. Вы не врубаетесь, каково это – потерять самое дорогое, на котором столько надежд сошлось, столько планов…

– Да, я поняла, – кивнула Сандра с совершенно спокойным лицом. – Бедная девочка.

Я переводил взгляд с девушки на мою коллегу и обратно. В присутствии Сандры девичьи откровения выглядели кощунственно, я-то знал историю нашего старпома. Но на лице Сандры абсолютно ничего не отразилось.

– Робин Игл, – громом прозвучала корабельная связь, – вас вызывает капитан. Поднимитесь, пожалуйста, на мостик.

Робин убежала, бросив бутылку для Фогерти у моих ног, а Сандра с размаху ткнулась лицом в колени.

– Дура, бессмысленная дура! – взвыла она шепотом.

– Кто, Робин?

– Да нет же, я! Купилась на девичий трагизм.

– Ты бы не купилась, если бы… – я замолчал. Язык не поворачивался.

– Ну да, если бы сама не потеряла ребенка, – жестко продолжила Сандра. – Личные переживания подвели. Я могла бы быть и поумнее. Ну все, капитан меня на берег спишет, если не вовсе за борт.

– Старшему помощнику подняться на мостик, – снова проскрипели динамики. – Повторяю…

В отличие от Робин, Сандра тронулась с места с неспешностью идущего на эшафот. И бутылку взять с собой не забыла. На мостик она поднялась с гордо выпрямленной спиной, на ходу сунула бутылку прямо в карман набивающему шкот грота Фогерти и скрылась в штурманской рубке.

Меня снедало любопытство. Совершенно очевидно, что Робин не способна увидеть капитана и его вахту, слишком она занята собой, слишком себя жалеет. У меня сосало под ложечкой от желания увидеть краем глаза идиотскую сцену, которая сейчас должна бы происходить в рубке. От волнения я докурил трубку до конца, вычистил ее, забил и снова раскурил. Тут ко мне присоединился Джонсон.

– Что это с нашей Сандрой? – сразу спросил он.

– Промашка вышла, – объяснил я, – Робин-то… того.

– В самом деле? – удивился Джонсон. – А текст-то у нее вполне. Написано со знанием дела. Не Хемингуэй, конечно, но вполне качественно. Даже местами пронзительно, – он пожал плечами, доставая свой аккуратный кисет. – Можно было подумать, что она совершенно подходит. Я бы Сандру не винил.

Тут уже я уставился на него с изумлением. Восторги Сандры показались мне вполне естественными, девочка девочку всегда поймет, особенно если принимает ее за сестру по пережитому горю, но от Джонсона не ожидал.

– Надо же, – сказал я. – Почитать, что ли.

Мы напряженно помолчали, пытаясь расслышать хоть какие-то звуки с кормы. Тщетно: слышимость на верхних палубах совсем не так хороша, как на нижних.

Наконец из каюты показалась задумчивая Робин со свернутой бумажкой офисного формата и удалилась вниз, на жилую палубу. Сандра появилась много позже, когда мы оба совершенно уже извелись. Поднялась на бак, присела на планширь, молча закусила свою изящную трубочку, но ни прикуривать не стала, ни нарушать молчание.

226