Вавилонский голландец - Страница 41

Карл охотно начал: эти двое собираются провести исследование, не на один год. Возможно, им дадут денег. Хочется им найти недавно затопленный корабль, каждую неделю погружаться к нему и наблюдать, как он потихоньку обрастает живностью.

– Я предложил им «Мэри Агнесс», она затонула всего год назад. Можно будет с ними нырять, они будут платить, ну и оборудование у нас арендовать. Хорошая, интересная работа, и люди они занятные, – подытожил Карл. – Так что приходите завтра утром, пойдем на погружение! – Он тронул Ганса за плечо, опять улыбнулся и направился дальше, к очередной группе гостей.

Ганс стоял задумавшись посреди толпы – ему вдруг остро захотелось в море, в тишину и синеву. Он встряхнул головой и отправился обратно, посмотреть, что там делает Гретель.

В том углу уже собралась небольшая компания женщин, а посредине возвышался Джон, что-то красноречиво вещавший, огромный, толстый, с холеной рыжеватой бородой, с проседью, заметной даже в светлых волосах. Дамы, как обычно, поддразнивали его. Заметив Ганса, Джон помахал ему приветственно. Ганс поспешил на выручку к товарищу.

Дразнить Ганса было не так увлекательно – он отвечал слишком серьезно, не всегда включался в игру и совершенно не умел кокетничать. Так что дамы понемножку разбрелись по террасе, а мужчины взяли себе еще по коктейлю.

– До чего приставучие тетки, – шутливо пожаловался Джон. – Все им расскажи! Может, я собираюсь написать роман о своей жизни и получить Нобелевскую премию!

– И что ты с ней будешь делать? – заинтересовался Ганс. В голове уже немножко шумело, он наконец расслабился и с удовольствием отхлебывал «Хаммингбёрд» – любил он этот дамский коктейль.

– Ну как! – воодушевился Джон. – Сначала построю большой дом на самом берегу.

– Будто тебе твоего не хватает, – резонно заметил Ганс.

У Джона в доме гости вечно разбредались и терялись, Саманта никогда не могла всех собрать к чаю.

– Ты не понимаешь. Сзади я построю дом поменьше, с окнами на все стороны. Студию, знаешь, с самым лучшим в мире светом. И там буду работать. И ни одну собаку к себе не пущу – сидите в большом доме, пейте, купайтесь в бассейне, а меня чтоб не трогали.

– Будто ты там усидишь, если все начнут пить, – усомнился Ганс.

– И опять ты ничего не понимаешь. Вот ты пишешь книгу, ты можешь работать ночью. Ночью даже лучше: Гретель твоя спит, не отвлекает, за окнами темно. А мне нужен свет. Ты знаешь, чем пишут картины?

– Красками?

– Черта лысого! Светом, светом и ничем иным. Ну ладно, не буду тебе излагать теорию, иди лучше последи, чтобы не увели твою ненаглядную. – И подтолкнул его в сторону гостиной. Там Гретель и вправду разговаривала с подтянутым, немолодым моряком в белоснежной форме.

Ганс вдруг опять заметил с удивлением, как легко и непринужденно она держится с явно незнакомым человеком. Он-то всегда был вначале неловок: ведь ничего же не знаешь о собеседнике, как начинать разговор? Потом уже, когда он сходился с человеком, было легко и говорить, и молчать, но первые минуты всегда были просто мукой. Гретель же как-то удивительно естественно, с первой фразы, находила тон, всякий раз немного разный, и люди уже через полчаса говорили с ней, как со старой доброй знакомой. Он задумался: отчего такая разница? Почему-то именно сегодня это его встревожило, и он даже почувствовал досаду.

Вот и сейчас моряк этот, которого Ганс совершенно точно видел первый раз в жизни, рассказывал что-то, изображая ладонью правой руки, видимо, какой-то маневр. Ганс прислушался – сквозь общий шум доносились только обрывки фраз: «…Тогда можно зайти круче к ветру, но теряешь в скорости… в этих широтах вообще можно закрепить парус и идти спать…» Потом Гретель что-то спросила, неслышное, моряк рассмеялся: «Нет, так никто не делает…» – и опять взялся что-то объяснять, поставив стакан и используя уже обе руки для изображения. Ганс отправился по кругу дальше, отхлебывая свой коктейль и ловя обрывки разговоров, – ему захотелось немножко отвлечься.

«…Разве это ураган! Вот в семьдесят третьем году – да вас тогда и на свете не было…»

«…Я выписала эту лозу из Испании, она переносит засуху, а вот от дождей виноград становится кислым…»

«…Ему сделали там операцию, выставили счет на полтора миллиона, а у правительства таких денег не было. Хорошо, голландцы помогли – вы же, говорят, наша бывшая колония…»

«…И он приплыл на этом корабле, иначе и быть не могло».

Ганс вздрогнул и повернул голову. Мисс Джонсон сидела на белой кушетке и рассказывала что-то двум молоденьким девушкам, стоявшим рядом, видимо сестрам. Ганс прислушался.

Мисс Джонсон молчала, полуприкрыв глаза, и наконец старшая из девушек, кашлянув, спросила:

– Это был последний корабль в тот год?

– Да. Он нанялся в Нантакете, и они пришли в Чарльстаун закупить провизию и набрать пресной воды. Мать встречала каждый корабль в порту и в этот день точно знала, что увидит его. Он ведь обещал, значит, должен был прийти. Они поженились через два дня, в воскресенье, а еще через два дня он ушел в море.

– Как же он мог уйти? – воскликнула младшая.

– Милая деточка, для мужчины главное – это его дело. А найти женщину, которая это понимает, – это уже его счастье. Или оно бывает, или нет…

– А если бы этого корабля не было? Ну, если бы он не успел его поймать?

– Этого быть никак не могло, – спокойно отвечала мисс Джонсон. – Корабли не ходят просто так, только силой любви. Он пришел, потому что был нужен.

Ганс тихонько отошел в сторону. В голове в беспорядке крутились обрывки мыслей, но целиком все не складывалось. Тут его ухватили сзади за оба локтя сразу, он вздрогнул – это была Гретель, порозовевшая, уже чуть встрепанная, как обычно, – не держалась у нее прическа, что тут поделаешь.