– Ты куда пропал? Пошли в сад, там уже свинья готова!
Ганс бы предпочел подумать в одиночестве, но, поколебавшись, отправился за ней. Краем глаза он заметил, что губернаторша уже вышла в гостиную и завела беседу с миссис Ройс. Видимо, разговор шел о них, потому что обе смотрели в их сторону, и миссис Ройс помахала им рукой. Ганс поклонился, губернаторша кивнула в ответ, улыбнулась и сделала жест – идите, идите, потом поговорим! – и он догнал Гретель уже на ступеньках.
В саду, в темноте, жарко светились угли. Когда глаза привыкали к освещению – несколько гирлянд вроде рождественских и бамбуковые факелы по периметру, – можно было увидеть здоровенную свинью, целиком насаженную на вертел, с укоризненным выражением на рыле. Повар, здоровенный негр Джерри, двигался во мраке, в основном был виден его фартук и накрахмаленный колпак, и ножи сверкали красными отблесками. Гости отходили с тарелками с наструганной свининой, кто-то рассаживался за столики, кто-то продолжал беседовать, стоя небольшими кучками. Зажглись свечки за столиками, в дальнем конце сада брали первые аккорды двое гитаристов. Цикады сегодня стрекотали тихо, только иногда звук накатывался, как волна на гальку.
Ганс вдохнул запах ночного сада, дыма и сообразил, что проголодался.
– Пойдем скорее возьмем по самому большому куску! – предложил он, и Гретель захлопала в ладоши.
– Идите к нам! – позвала Саманта: они уже сидели за круглым столом с Джоном и профессором Снедекором. Ганс и Гретель сели на остававшиеся два стула, Джон тут же налил им красного вина из невидимой в темноте бутыли, а Саманта пока зажигала свечу, наконец поставила ее посреди стола, огонек потянулся вверх и осветил лица.
– Все-таки мне нравится, – Снедекор, видимо, продолжал начатый разговор, – что у вас так все… неформально. Могу себе представить прием у нашего губернатора – и чтобы под столом разливали красное.
– Ну, бутылка очень тяжелая, я ее над столом не удержу, – оправдывался Джон. – И потом, у вас штат большой, губернатор – это о-го-го!
– Губернатор есть губернатор, – возражал Снедекор. Он слегка захмелел и перестал выглядеть профессором – во всяком случае, лекторские интонации пропали, и он уже больше напоминал старого хиппи, с седым хвостом и бородкой. – Оплот порядка, традиций. Ливрейные лакеи, джентльмены в цилиндрах… истеблишмент, черт бы его побрал!
– Нет уж, по мне, так лучше, – отвечала Саманта. – У нас можно быть самой собой. – Она закинула полные руки за голову и мечтательно уставилась в небо с крупными дрожащими звездами.
– Самой собой, да, – повторила за ней Гретель, хотела добавить что-то и замолчала, бросив быстрый взгляд на Ганса. Он сделал вид, что занят куском свинины.
Потом подходили еще какие-то люди, перебрасывались шутливыми фразами, отходили. Слуги понемногу убирали обеденные столы. В разных концах сада и со стороны террасы доносились взрывы смеха. Музыканты играли сегодня что-то грустное, кажется кубинское, и на мгновение Ганс вдруг почувствовал странное стеснение в груди – как будто он точно знает, что видит это все в последний раз. Потом это прошло, на террасу вышел оркестр побольше и заиграл танцевальную музыку. Двое гитаристов в саду собирали инструменты, негромко переговариваясь по-испански. Подошла Гретель, тронула Ганса за руку – он стоял в тени большого дерева, чуть в стороне.
– Милый, миссис Ройс едет домой, спрашивала, не подбросить ли нас. – Он заколебался, и Гретель легко прислонилась к нему щекой и шепнула: – Поедем, я такая сонная вдруг…
– Да, конечно! – Он очнулся, взял ее бережно под локоть, и они направились к выходу, с кем-то прощаясь, кого-то ловко обходя стороной.
Миссис Ройс сидела рядом с шофером в открытой машине, с улыбкой смотрела, как они приближаются.
Доехали они быстро, распрощались церемонно: миссис Ройс выразила сожаление, что они толком не поговорили сегодня с ней и губернаторшей, а впрочем, народу было так много, что никакого разговора все равно бы не получилось, – и отправились к себе.
– Устал? – спросила Гретель. – Кофе сварить? Будешь еще работать?
Ганс с благодарностью помотал головой:
– Нет, не буду. Слушай, я же тебе забыл сказать! Мы завтра идем на погружение!
Гретель взвизгнула и запрыгала на месте, порывисто обняла его.
– Вот с этими профессорами, да? Я слышала, как они говорили с Карлом! Хотела напроситься и постеснялась!
– А я оказался наглецом! – засмеялся Ганс. – В общем, идем завтра на стенку. А теперь давай спать, поздно уже, не проснешься вовремя.
– Ну так и есть, наглец, – печально констатировала Гретель. – Раз в месяц встаешь раньше меня, постеснялся бы такое говорить. – Повернулась спиной: – Расстегни этот дурацкий крючок, пожалуйста!
Ганс повозился немножко, потом приподнял ее за подмышки и переставил под лампу. Наконец удалось справиться с крючком – он все время ускользал из пальцев.
– Послушай, а я вдруг подумал! – Гретель обернулась к нему, он успел поймать легкий испуг у нее на лице, и волна стыда и нежности ударила ему в щеки. Но он все же продолжил, как можно беззаботнее: – А как ты думаешь, в той, прошлой жизни, мы были женаты?
– Может, и были, – ответила она, – только не друг на друге.
– Откуда ты знаешь?
Она вздохнула, улыбнулась, как несмышленому ребенку.
– Ты всегда спишь справа, правда ведь?
– Да.
– Ну так вот, я тоже предпочитаю справа. И ты меня в первые несколько ночей все время прогонял. А теперь я привыкла.
– Как «прогонял»? – Он не мог поверить.
– Ну, ты сам этого не замечал, милый. – Она обняла его, глядя в глаза, и пригладила вихор на макушке. – Не думай о такой ерунде! Есть вещь и поважнее! – И она комически подняла палец.